Приключения человекообразной амфибии на планете обезьян
Слушая второй альбом этой партизанской группы, я все время вспоминаю наш апрельский эфир на "Народном Радио", где прозвучала добрая и, пожалуй, главная половина "По ночам", а вот между песнями творился какой-то речевой хаос. В студии, кроме меня, текстовика и вдохновителя всего проекта Вани Трофимова и довольно флегматичного солиста с потрясающей фамилией, выговаривать которую умеют только настоящие фэны "запрещенного боя" (барабанного, я имею в виду), присутствовал ветеран КГБ, очень поддерживающий антиамериканизм "Барабанщиков" и налегавший на разоблачение темной и хищной сущности шоу-бизнеса, плотно татуированный анархист Макс, все время интересовавшийся музыкальными ориентирами группы и советовавший свои варианты, плюс молодой литературный критик из "Нового Мира", сын известного в столице священника-публициста, пытавшийся, довольно пафосно, говорить о роли поэзии во вселенной. Все вместе мы целый час издавали невообразимый шум, у микрофонов не прекращалась давка, никто не хотел уступать и каждый гнул своё. Слушатели, я уверен, ничего не могли расслышать в этом нервном темпераментном и многоголосом рэпе. Кто гость студии -- догадывались по песням. Звукооператор за аквариумным стеклом сокрушенно качал головой. В течении двух недель приятели, из постоянных слушателей, при встрече просто завинчивали палец себе в висок. И все-таки, включая сегодня кассету с этим языковым адом, я убеждаюсь, что основные линии альбома, те, на которых держится эта очередная провокация, не просто были услышаны и немедленно обозначены нами, но и каждый из нас тогда, не как конкретный гражданин, а как типаж, воплощал собой одну из "несущих осей" альбома.
Главной идеей "По ночам" стали поздние шестидесятые, а точнее, ностальгическая стилизация под тогдашнюю поп-музыку, тогдашнюю фантастику и тогдашний повсеместный запах необременительной свободы. Короткие, как юбка, каникулы двадцатого века. Каникулы, во время которых по обе стороны геополитического занавеса было зачато всё, что будет определять реальность вплоть до миллениума. "ЗБ" с любовью и пониманием реконструировали то, про что тридцать лет назад их мамы пели: "Рок-рок - чудо века, рок испортил человека!" Потерявший свое место в садистских 90-ых Ихтиандр из беляевского романа не знает, что он должен делать на этой "планете обезьян" (привет от братьев Стругацких!) и становится демоном сознания студентки хим.факультета, готовящей по заказу тоталитарной секты взрыв в метрополитене. Погибающей, чтобы стать святыней сатанистов.
"Товарища Асахару я всегда уважал" - размышляет вслух Трофимов к некоторому недоумению ветерана КГБ.
Прослушав все, не найдешь ни одной композиции, в звуке которой можно было бы раствориться. Звук дергает тебя за ниточки, покалывает отдельные центры обеих полушарий, ресторанный либо фильмовый, так и хочется ответить магнитофону: "Гайдай, Плакучая Ива!". И кино и кабак, ослу понятно, исключают, или даже заменяют, медитацию. Это вам не на мандалу, обкурившись, пялиться.
Иконостас, данный внутри кассетного фантика, так же почти полностью соответствует набору "советского дэнди" времен китайской культурной революции. Старик Хэм, Сианук, Монро, Махно и все тот же Ихтиандр в сверкающем чулке. Если вглядываться дальше, то можно, конечно, узнать и тогдашнего эфиопского принца, ставшего после смерти живым богом, и Бэтмена с Муссолини, но их аудитория замечает реже. Короче, собраны авторы культовых с "барабанной" точки зрения жестов, либо киношные материализации самих этих жестов. Чувство неполноценности при неузнавании кого-то с этой "доски передовиков" потребителю практически обеспечено. "Развлекая, воспитывать" - так, кажется, формулировали свои задачи просветители незадолго до якобинского террора.
Присутствует и пафосное, не халявное, чисто шестидесятническое отношение к слову (о 90-ых такого не скажешь, в моде "бла-бла" т.е. джуманживщина, земфировщина и муммитролевщина), чего стоят только "окровавленные ломтики картошки" (или все-таки кетчуп? мы так никогда и не узнаем) в трофимовском "Макдональдсе" или про неизвестного Юдашкина, сшившего не очень счастливую рубашку и мятную конфетку, обсасываемую судьбой, короче, сами послушайте, слишком много цитировать - снижать покупаемость кассет.
Вторая идея, как и полагается, подчиненная первой, это "третий мир". Третий мир, каким он никогда не существовал, но каким его знали и в какой верили по книгам Кортасара и Монго Бети. Чтобы лучше понять о чем я говорю, вспомните "Танго" Бродского, спетое Крупновым в посмертном альбоме. Третий мир как искристая карнавальная сексуальность ("темные сиски - белые пятки"), романтическая бедность, загадочная этническая неповторимость и непримиримая борьба за независимость. Трофимов и "ЗБ", собственно, и предлагают всем нам стать этим фантомным "третьим миром", тем более, что попасть в первые два есть шанс, только переехав на пару меридианов влево по карте. Вот только с климатом сложняк, но греться можно изнутри. "И бомбой взорвется румба от Бреста до ..." Ну это вы уже слышали. Некоторые спрашивают, зачем это они "Кубу" во второй альбом вставили, новых песен что ли нет? Да потому, товарищ, что это манифест группы, не удивлюсь, если он и в третьем альбоме появится. В ростовском универе будущий поэт-песенник учился вместе с девушкой, родители которой не первый год вели лесную герилью за социализм и свободу в латиноамериканской сельве. Она рассказала Ивану многое о партизанской стратегии и тактике. "Чемпион и Королева" с цитрусно кислым вокалом Анциферовой, это, конечно, пародирование "латино-идиллии", а вот "Голод, голод" -- предельно серьезная (чтобы не сказать "очень своевременная") и искренняя песня. "Теннисисты лупят в мяч, звезды рэггей курят ганджа, делай выводы сам, мальчик"
Слушая "Як казав Джа", не отделаться от впечатления, что текст написан Дмитрием Гайдуком, та же самоирония на ту же тему.
"Давно пора бы уже всех этих хайле-селасиев подвергнуть кое-какой проверке" - мечтательно говорит Трофимов, описывая будущий альбом.
Но нет, все тексты ванины, кроме, разве "Москва-Махачкала" бессмертного Аркадия Северного. Там настоящий высокий абсурд. Нервный голос, почему-то хочется, чтобы голос принадлежал проводнику вышеназванного поезда, визжит про пакетики у старичка под подозрительным пиджачком. Что это за пакетики? Учитывая поменявшиеся со времен Северного реалии, в них может быть что угодно, от вахабитских листовок до сырца. На повал валит бесподобная южная рифма: "северокавказское ЖД - сразу видно быть беде". Узнаются подпевки, явно подслушанные в мечети.
"Ги Дебор конечно правильно всё писал, но нам ближе Аркаша Северный" - отвечает Иван на какой-то мой вопрос.
Не трофимовский так же, апокалипсический эпиграф ко всему альбому, исполняемый Федором Ивановичем Шаляпиным (1926г) собственной персоной. Гигант поет о полуночном барабанном бое, который поднимает из могил все рода войск во всех землях и вот уже барабанят по всей планете, заставляя чернозем на кладбищах шевелиться. Спите спокойно, Федор Иванович. Явное влияние оккультного мэтра и конспиролога Графа Хортицы (в миру Гарика Осипова, давно ведущего "Трансиальвания беспокоит" на "Радио 101"). Хортица известен своей перепиской с Мэнсоном, в свободное от магии время пишет безупречную, черную и блестящую, как антрацит, прозу, которую никто пока не осмелился издать в отдельном переплёте, а так же уважаем многими, как вокалист. Не раз выступал в "Крае" вместе с "ЗБ", где ему аплодировали все за то же: оккульт, политнекорректность, напоминающая скорее о свободных одиноких животных, нежели о политическом экстрмизме, блатняк.
Криминал, "гангста-мамба"! Третий кит альбома. Вся эта "песня" тоже ведь обрушилась на уши народа в те "бабинные" еще годы, до начала строительства БАМа и разработки саматлорского нефтяного месторождения. "Бородино 2000" с незабываемым эндшпилем сражения -- "в следующий раз мы покажем вам и Ватерлоо, и Бородино, и Жана, бля, Поля, бля, Бельмондо!"
Антиполиткорректность не то чтобы даже нужна, но как-то сама собой разумеется из всего вышесказанного. Она всего лишь еще одно свидетельство того, что "Барабанщики" не собираются барабанить в ногу со временем. "Всех вас, карамба, взять бы за жабры" - поёт со сковородки рыба повару. Ночью над головой пролетает Бэтмен - нечистый дух, "звездно-полосатый, бело-красно-голубой".
Уже после эфира, в ближайшем к Дому Радио стоячем пивняке, мы бурно и с восторгом обсуждаем происходящие в этот момент вашингтонские беспорядки, американские анархисты и им сочувствующие собрались со всей страны в столицу и ведут себя, как взбесившиеся животные. Ваня покупает к пиву отечественных, очень недорогих сухариков. "Пока правые молятся!" - подытоживает он тему, бросает в рот очередной соленый сухарик и высоко задирает кружку во всем без слов понятном тосте.
Впрочем, социальная позиция, хотя бы самая дохлая, медленно входит среди людей шоу-бизнеса в моду. В этом смысле Трофимов чист, он находится не среди последователей, но среди создателей такой моды.
Припоминаю, как четыре года назад губернатор Россель, которого угораздило купить на улице "Лимонку" и прочитать там ванин стих "Ножи блестят путеводной звездою", визжал на подчиненных: "Как у нас такое продается? Это же настоящий фашист, посмотрите, что пишет, хватайте нож, бейте всех, прекратить надо, а то разрастётся!". Тогдашняя трофимовская группа называлась "Че Дэнс" и слушали её преимущественно те, кто почитал этого самого Че, а так же Мао, Кастро, Хо Ши и прочих.
И вот "разрослось", прав оказался по-своему губернатор, интересно, понравились бы ему сейчас новые песни того же автора?
На альбоме нету нового "негра" т.е. "стопроцентного хита". Трофимов не раз говорил, что собирается "сильно сократить аудиторию группы", чтобы остались только те, с кем можно без переводчика общаться. Приятно, когда есть что сокращать, и еще приятно, наверное, попав с "негром" во все возможные и невозможные парады, плюнуть на всю эту богадельню с чертовой мельницы и сделать такой альбом, который нужен тебе, а не многочисленным "поклонникам".
В первых, несколько недоуменных, рецензиях на второй альбом прозвучало сравнение современных "ЗБ" с классическим "ДК", и Трофимова, соответственно, с Жариковым. Действительно, сходство есть. Та же самоирония и самостилизация, не отделимые при этом от опасного и нарочитого пафоса. Несовместимый с обществом кодекс чести бойцовского клуба и овощной режим пасторального алкаша в одной упряжке. Откровенно подчеркиваемый комизм собственной героической позиции, который, однако, не мешает этой самой позиции придерживаться.
Сверху, над синим фейсом Фантомаса, через всю обложку написано в желтой полосе: "Не для продажи в Москве". Альбом, однако, свободно продается. Значит, имеется в виду что-то другое.
