WWW.ANARH.RU



Сталин, Шпет и либеральная интеллигенция

        С детства я недолюбливал московскую интеллигенцию. Она раздражала меня во всех своих проявлениях. Помню, как удивляли групповые походы в Музей кино, когда все интеллигентные подростки гурьбой ходили на Фассбиндера или Тарковского. Фильмы Фассбиндера казались мне чересчур театрализованными, а Тарковскому, я полагал, лучше вести на радио передачи с философским уклоном, чем снимать кино. Невыносимыми были как сами режиссеры и их творения, так и эта круговая привязанность к непонятным кумирам. Родители брали меня куда-нибудь в гости, и там их друзья включали телевизор и непременно радовались внезапному появлению Жванецкого, Хазанова или Миронова. Все смеялись. А мне было не смешно. Я вообще не понимал, чему тут можно смеяться. Раздражала и придуманная московской интеллигенцией школьная программа. Как-то я сказал учительнице по литературе, что от Толстого с его вечным морализаторством тошнит, а Достоевский грузит своим психологизмом и тяжелым языком. С тех пор она прозвала меня сволочью. На всех уроках и родительских собраниях так и говорила "эта сволочь Фальковский..."
        Я долго стеснялся своего отношения к интеллигенции и старался не высказывать его вслух. Но однажды то ли вычитал, то ли услыхал где-то умную мысль, что русская интеллигенция всегда старалась от имени власти обучать народ уму-разуму, а от имени народа представительствовать перед властью. И понял, что в этой фразе точно сформулировано то, что я и сам думаю. Конечно, это вечное балансирование и было тонкой уловкой интеллигенции, позволявшей ей бороться за выживание. Главной заботой хитрой интеллигенции всегда было собственное существование, а мысли о жизни народа лишь прикрытием. Это посредничество позволяло ей вполне сносно существовать в годы так ей ненавистного советского режима. И сейчас она продолжает столь же успешно лавировать и учительствовать.
        На самом деле удивительно, как быстро и лихо интеллигенция приспособилась к новым временам. Обзавелась собственными институциями. У нее появились свои печатные издания типа "НЛО", "НЗ" или журнала "Итоги", телевизионные каналы типа "НТВ", своя среда обитания, вроде РГГУ, свои места бытования, подобно клубу "ОГИ". Как раньше все с наслаждением смотрели передачу "Вокруг смеха", так и теперь с жадностью поглощают "Куклы" или не менее потешную передачу "Итоги". Как раньше толпой бежали на Годара или Тарковского, так и теперь все скопом голосуют за Гайдара или Явлинского. Работая в книжном магазине, я наблюдал как заумные до чванства, тупости и ограниченности студенты и студенточки (эти московские циники и снобы, любящие с важным видом пообсуждать да поругать, но не то чтобы сделать - хоть что-нибудь, хоть не построить, так сломать) сметают с полок книги бессмысленных французских болтунов Фуко, Деррида и Делеза. "Постойте, - останавливал их я, - зачем вам эти жабоеды?" Они же с ненавистью и злобой косились на меня в ответ и продолжали пожирать не нужную им макулатуру. Просто в силу инерции, моды и из-за интеллигентской породы.
        Кстати, о клубе "ОГИ", излюбленном месте московских интеллигентов, евреев и алкоголиков. Работа именно в этом клубе привела меня к интересному открытию. Произошло это, когда Сергей Кудрявцев принес из "Гилеи" листовки какого-то неясного "Союза борьбы с православием". Буквально через пять минут я увидел, как один из директоров клуба, Митя Борисов, сам ярко-рыжий, с покрасневшим вдобавок от ярости лицом, рвет листовки на мелкие кусочки и разбрасывает их по залу. Тут-то и выяснилось, что все (за исключением меня) сотрудники клуба, молодые и пьющие веселые люди, оказались истинно православными верующими. Книги же в книжном были освящены, и натуральный священник перед открытием "ОГИ" окропил их водой. Но самым интересным мне показалось другое обстоятельство. Я узнал, что сотрудники клуба являются родственниками, причем этот родственно-мафиозный клан образуют не только они, но практически вся московская историко-филологическая и лингвистическая общественность. Все эти Живовы, Тименчики, Поливановы, Охотины, Марголисы, Пастернаки и т.д. оказались потомками и правнуками русского философа Шпета.
        Я был потрясен. Гигантская метафора оборачивалась то истиной-метастазой, то снова метафорой. Старик Ленин в 1922 г. выслал 22-х русских философов за границу, но недосмотрел, недоглядел, упустил одного. И хоть Сталин потом и разделался со Шпетом, но было поздно. Шпет успел наплодить огромное потомство. И эта злосчастная ниточка русской интеллигенции не оборвалась. Не оборвалась, плачу я, держась за голову, не оборвалась.

Илья Фальковский

Rambler's Top100