WWW.ANARH.RU



ТЕМА: ПЕЛЕВИН
Говорят: Киреев, Шаповалов, Цветков.

Кто прототипы?

    Я, наконец, потерял невинность, согласившись прочитать "Generation P" Виктора Пелевина ("Чапаев и Пустота" так и остается для меня белым пятном). Можно позавидовать автору, который выпускает книгу через месяц-другой после того, как она закончена, "Generation P" очевидно писалась этой весной. Через пару лет ее не будет ни у кого в памяти, но сегодня она вызывает реальный интерес, как будто специально написана для наступающей осени, с ажиотажем на телевидении и предвыборной кампанией.

    Мне она тем тем более любопытна, что весной и летом я немного познакомился с прототипами ее героев. Предвыборную кампанию Кириенко делает Фонд эффективной политики, где начальствует бывший диссидент Глеб Павловский. Кажется, что Леонид Азадовский Пелевина списан именно с него. В 1996 году ФЭП делал предвыборную кампанию Ельцина, и ее тактические находки заслуживают внимания. Одну из важнейших пресс-конференций Зюганова сотрудники Фонда "поломали", пустив накануне слух ("дезу", "утку") о блоке КПРФ с Жириновским, в другой раз громко озвучили выступление против Зюганова какой-то крошечной коммунистической региональной группы и назвали это грандиозным расколом в его партии. В белых офисах ФЭПа ходят обаятельные молодые люди и симпатичные девушки. Директор Фонда Макс Мейер когда-то был анархистом и жил во французском сквоте. Они весьма отечески относятся к "молодым радикалам", считая, что из радикальной политики вербуются новые кадры для их компании: "В заведении Глеба Олеговича каждый день революция," – говорит Мейер. Их собственное отношение к политике формулируется с помощью демонстративно-цинической позы: деньги, "игра" и успех. Сам стареющий Павловский смущается говорить о деньгах и небрежно бросает: единственное удовольствие для него теперь – находить выход из безвыходных ситуаций. Кстати, еще одна вышедшая недавно книга – "Масс-медиа второй республики" Ивана Засурского – обещает именно такого рода бизнесу самые высокие прибыли в ближайшем политическом будущем.

    Виктор Пелевин пытается демонстрировать это цинически-позерское отношение к жизни, хотя повествует о нем в стилистике некоей архипривычной, кондово-советской прозы: "Он навсегда запомнил ржавый каркас автобуса, косо вросший в землю на опушке подмосковного леса...". История постсоветского пространства преподносится у него, в духе всего локального "постмодернистского дискурса", как конечная и завершающая точка истории. Для всех людей этого круга подходит такое мировоззрение: сегодня они стали хозяевами жизни, и они не предвидят в ней никаких изменений, грозящих внести любую неуверенность в их существование.

    На самом деле, "игра", в которую верят молодые яппи, существует только в силу их собственной веры; они создают ее потому, что сами ею созданы; будучи заинтересованы в ее дальнейшем существовании, они инвестируют свой интерес, свои деньги и свою жизнь в ее продолжение. Воспринимая мир грязной политики как мир "игры", они создают себя в соответствии с его воображенными правилами. Этот мир очень быстро изменится, и им придется говорить на другом языке (который они, без сомнения, быстро освоят).

    Никому из них не нужно моралистически объяснять, что грязная политика – это плохо, и что именно они обманывают и обворовывают людей, и что именно их стрелял бы сегодня их любимый Че Гевара. Все это они знают и признают, именно поэтому критическое сознание не может с ними ничего сделать. Новый век, в который они войдут только в виде умирающего анахронизма, не будет веком критического сознания, он будет веком моментального действия и новой, не критической, а анархической методологии принятия решений.

Олег Киреев.

    

ПЕЛЕВИН ВЫРОС

   В приватной беседе с сотрудником некоего рекламного агентства выяснилось что "Пелевин значительно вырос со времен "Чапаева и пустоты" достигнув "довлатовского реализма" в фрагментах романа посвященных бытованию рекламной индустрии в российских условиях. Говорят, так же, что небезызвестная Александра Маринина отличается редкой для своего жанра точностью в описании жизни правоохранительных институций, чем, видимо, вызывает восторг у своих читателей, работников соответствующих органов. На этом сходстве "достижений" сложные связи Пелевина и литературной традиции репрезентируемой Марининой не кончаются - "Generation "П" на равных с pocket-book'ами участвует в соревновании по частоте появления в руках ваших читающих попутчиков в метро. Последняя книга Пелевина явно в другой весовой категории по своему формату, но это можно воспринимать как фору, которую "самый известный и самый загадочный писатель поколения тридцатилетних" дает "бульварному чтиву".

   Вряд ли новую книгу Пелевина кто-то ждал (читателям проницательным было ясно все с самого начала), издательства основательно обеспечили народ Пелевиным: один за одним выходили и переиздавались сборники, романы, новеллы и повести. Литературный феномен Пелевина существует уже в другом пространстве - его книги не ждут, индустрия сама берет на себя обязанность сформировать спрос. Так же никому не приходит в голову ждать новой модификации "Орбита" - новая жвачка появится сама и заставит себя желать. Рынок. Тот же самый о котором пишет Пелевин, только напрочь лишенный липкого пафоса.

   Пелевин многим нравится. А как же, ведь он ПОСТМОДЕРНИСТ. Увы придется огорчить бессчетных почитателей таланта: если Пелевин постмодернист, то Шендерович - это, по меньшей мере, трансавангард. Что тоже может быть, конечно . . .

   Итак, поговорим конкретно. Это все та же легко усвояемая взвесь из буддизма, мистицизма, "медгерменевтического" теоретизирования и прочих "эзотерических предчувствий". От ловкого жонглирования мифологемами - тут тебе и Будда, и ЛСД, и Че Гевара, и Иштар, и клубы, и Леонард Коен, и ..., (специально для подростков: Rage Against the Machine и кеды No Name - успевай выбирать и идентифицироваться), уже устаешь. Пелевин стал повторятся. Явно это видно на кочующем из романа в роман образе "урки из Ростова", очередные реинкарнации которого Пелевин снова и снова подсовывает читателю. Те же самые повторы, по большому счету, и на излюбленном поле Пелевина - "сносящая башню "пробуддистская пурга" почти та же что и в "Чапаеве", плюс небольшой левый закос, по поводу которого Пелевин сам проговаривается: "...ничто не продается так хорошо, как грамотно расфасованный и политически корректный бунт против мира".

   Что дальше? В смысле литературы - все, "Generation "П" поставил точку, дальше деградировать уже некуда, ну а трехтомник "самого загадочного" писателя поколения "Пелевин" "Вагриус" уже готовит...

   P.S: Еще одна "заслуга" Пелевина (помимо "довлатовского реализма" применительно к индустрии рекламы) его табу на интервью органично прижилось - интервью с Пелевиным читать не хочется, как, в прочем, и его романы.

Шаповалов

    

К чему нас призывает Пелевин?

   Признаюсь, я читал "Generation P" невнимательно, только так и можно его читать, иного текст не предполагает т.к. невнимательно написан, но недавно давая интервью первому телеканалу я заспорил там с журналисткой. Выслушав меня, она сказала: "Ну вот, в последнем романе Пелевина герой узнал, что все правительство сверстано в 3D, и ничего, никуда не пошел ничего громить". Меня поразила солидарность журналистки ОРТ с таким, совершенно нормальным, по ее мнению, адекватным даже, поведением героя, выяснившего виртуальность персон власти. За спинами этих сверстанных персон стоят имиджмейкеры, за спинами имиджмейкеров инфернальные сущности, сомнительные богини. Пелевин называет Иштар, но имена "богов" у него очень произвольны, сошла бы и Кали.

   Мне кажется, что обнаружение такого мира с неизбежностью должно вызвать желание нанести по нему удар ногой. Если персона власти, например, правительство, галлографично, во что призывает меня поверить Пелевин, значит, в отношении этих персон допустимы любые мои действия. Если они виртуальны, значит, проблема гуманизма по отношению к ним раз и навсегда снимается. Виртуальное правительство безболезненно для моральной инерции может быть подвергнуто любой участи просто в порядке шахматной партии, затеянной между кем-нибудь из людей и нечистыми духами, прячущимися, опять же, если верить Пелевину, внутри сознания имиджмейкеров.

   Не торопясь доверять этому писателю я предлагаю заинтересованным детективным ведомствам провести расследование на предмет соответствия описанной в романе ситуации действительному положению дел и, в случае, если таковое положение дел не подтвердится, вынести на обсуждение вопрос о запрете этого и подобных романов, развязывающих руки политическим экстремистам всех цветов и откровенно призывающих к свержению существующего у нас вот уже десять лет конституционного строя.

Алексей Цветков

Rambler's Top100