14 Мая 1970 года главный надзиратель Гюнтер Веттер находился при исполнении служебных объязанностей в тюрьме Тегель в Западном Берлине. Во время рабочего совещания в 6.30 утра его начальник отдает распоряжение доставить заключенного Андреаса Баадера в "Центральный немецкий институт социальных исследований" на Даймлер Миквел штрассе. Там Баадер должен встретиться с журналисткой Ульрикой Майнхоф и совместно с ней просмотреть документы. Баадер и Майнхоф готовят книгу о работе с асоциальной молодёжью.
Старший надзиратель Карл-Хайнц Вегенер должен сопровождать Веттера.
У последнего ещё остается время и он просматривает личное дело Баадера. На листке бумаги он помечает себе дату рождения 6 Мая 1943 года, состав преступления "поджог с угрозой для человеческих жизней" и ожидаемый срок освобождения, начало 1972 года. К этому он добавляет персональные характеристики Баадера : "рост 176 сантиметров, худой, голова овальная, высокий лоб, выступающий подбородок, волосы коричневые, зубы раздвинуты". Затем он забрал из дела несколько фотографий Андреаса Баадера, что было предписано исполнением подобных служебных обязанностей. Он получает от директора тюрьмы юридическую доверенность в которой определены детали поставленной задачи. Заключённый должен быть одет в гражданскую одежду, полицейские в униформе и с оружием. Наручники должны быть взяты с собой, но применяться только в случае необходимости.
Баадеру были даны инструкции, как он должен себя вести. "Не существует никакой опасности", заверил Баадер. "Я и не думаю сваливать. В конце концов у меня договор с издательством. За него я получу много денег. В них я сейчас очень нуждаюсь." Веттер знал о договоре на издание, тем не менее он указал Баадеру, что в соответствии с инструкцией полицейские должны будут применить оружие при любой попытке к бегству. Сотрудники полиции получили свои пистолеты и зарядили по полному магазину патронов. Сразу же, после этого началась поездка в Далем. В 9.20 машина остановилась перед институтом. "Самое позднее в 13.30. вы можете нас забрать отсюда", сказал Веттер шофёру. Старший надзиратель Вегенер зафиксировал наручником свою левую руку с правой рукой Баадера и вышел с ним вместе из машины. Веттер позвонил и после недолгого ожидания дверь открыл сотрудник института Георг Линке. Сотрудники полици показали свои служебные удостоверения и объяснили причину своего появления. Библиотекарь, госпожа Лорентс появилась в дверях и провела группу в комнату номер 9. Там уже работала с картотекой Ульрике Майнхоф. Веттер проверил вторую дверь и убедился в том , что она заперта. После этого он закрыл окно. После проверки всего помещения с Баадера были сняты наручники, чтобы позволить ему писать. Баадер попросил чашку кофе и один сотрудник немедленно подал растворимый кофе и кипяток. Ульрике Майнхоф выясняла у служащих правохранительных органов, не женаты ли они и есть ли у них дети. "Да" отвечали они, "да, есть жена и дети". Они были очень удивлены подобным вопросам и особенно тем , что журналистка, казалась явно смущена их ответом. Ульрике Майнхоф покидала несколько раз помещение для того, чтобы принести новые материалы. Затем она сидела рядом с Баадером и тихо с ним разговаривала.
Раздался звонок в входную дверь. Сотрудник института Георг Линке открыл. Перед ним стояли две молодых женщины, которые уже за день перед этим были в институте. Они хотели сразу же перед Линке пройти в читальный зал, но он преградил им путь и направил их к библиотекарю.
" Я же просила вас вчера прийти только во второй половине дня", сказала она, "читальный зал сейчас занят". После этого, обе женщины заняли в ожидании место у круглого стола в вестибюле. Линке возвратился в свой рабочий кабинет.
У полицейских в читальном зале создалось впечатление, что Баадер и Ульрике Майнхоф интенсивно работают. Оба курили сигарету за сигаретой. Для того, чтобы проветрить прокуренное помещение, один из служащих открыл одну створку окна. Тем временем прошел почти час. Неожиданно Георг Линке услышал шум из вестибюля. Он подумал, что кто-то оставил открытой входную дверь и вышел из своего кабинета, чтобы убедиться в том , что происходит. Обе женщины стояли у двери и нажимали на кнопку автоматического её открытия.
Непосредственно после этого в дверь ворвался мужчина в зелёной, грубо покрашенной маске на лице, оставляющей открытыми лишь глаза. За ним также следовала женщина в маске.
"Наконец-то, быстрее в зал", закричал мужчина обеим молодым женщинам.
Линке попробовал остановить мужчину, несмотря на то, что он видел в его руках два пистолета. Тут раздался выстрел. Мужчина в маске хотел выстрелить из газового пистолета, который он держал в своей руке. Однако он выстрелил из другого, боевого пистолета, на котором был установлен глушитель. Пуля попала в Георга Линке. Несмотря на своё ранение он побежал в свой кабинет и закрыл дверь изнутри. "Прыгайте из окна", крикнул он двум сотрудницам в своей комнате. Женщины спрыгнули. После того, как они приземлились в саду, Георг Линк взобрался также на подоконник. Только тогда он обратил внимание на кровь на своём теле.
Две женщины, ворвавшиеся в читальный зал, после были идентифицированы полицией как Ингрид Шуберт и Ирене Гоергенс. "Нападение", кричали они, стреляя вокруг из газовых пистолетов. За ними следовал мужчина в маске и женщина, в руке которой был мелкокалиберный карабин. Это была Гудрун Енслин. Старший надзиратель Карл-Хайнц Вегенер, сидевший рядом с дверью, вскочил с места и бросился на на женщину. "Я стреляю", кричала она, угрожая другому полицейскому в углу зала. Образовалось скопление тел, во время которого Вегнер сорвал рыжий парик с головы женщины. Под ним оказались короткие светлые волосы.
Главный надзиратель Веттер атаковал человека в маске и выбил один пистолет - Беретта с глушителем, из его руки,. Веттер выхватил свой пистолет из кобуры и попытался передёрнуть затвор. В этот момент, человек в маске, в непосредственной близости выстрелил в левую часть его лица слезоточивым газом. Ослеплённый на непродолжительное время Веттер выстрелил несколько раз не целясь. Пули попали в стену.
Первым из окна выпрыгнул Андреас Баадер, за ним Ульрике Майнхоф. Другие, растреляв оставшиеся газовые патроны прыгнули всед за ними.
Как было условлено, один из помощников стоял в окне Театрального Научно-Иследовательского института, что располагался напротив, для того чтобы поднять вверх газету в случае отсутствия опасности. Однако он сам решил, ни в коем случае не давать "зелёный свет". Он хотел саботировать акцию освобождения, так как незадолго перед ней, он узнал, что будет применяться боевое оружие. Тщетно. Учасиники акции в доме напротив, недожидаясь никакого сигнала, сразу же начали пальбу.
Никто больше в Театральном Научно-Иследовательском институте не обратил внимание на разыгравшуюся драматическую ситуацию. Только, когда послышались выстрелы, посетители и сотрудники подбежали к окнам. Мельком они увидели фигуры, убегающие по улице. "Посмотри-ка, что это там.", сказал кто-то, "да они же вооружены!". Наблюдатели, до этого момента верящие в студенческий розыгрыш, только теперь схватились за телефон и вызвали полицию.
Снаружи в это время четыре женщины и двое мужчин бросились к двум машинам - Альфа-Ромео Спринт и ещё одной неопознанной четырёх дверной модели. За рулем каждой находились женщины. С визгом колёс они умчались с места.
В 12.45 появилась следователи на месте проишествия. 62 летний Георг Линке был со смертельно опасным ранением печени доставлен в госпиталь Мартина-Лютера.
Освобождения Андреаса Баадера успешно совершилось.
Шок 2го июня
Правительство Западной Германии в начале лета 1967 года во время визита шаха Персии, Ретса Палеви, приняло меры безоопасности, напомнившие практику полицейского государства. Персы, находящиеся в оппозиции, были без всяких правовых оснований предупредительно задержаны. Автобаны, по которым двигался по республике государственный кортеж, были перекрыты для обычного движения транспорта. Шах испытал удовольствие поездки по совершенно пустому автобану - в то время как противоположная полоса движения замирала от удивления.
Утром 2 июня Ретса Палеви вылетел в Берлин. Верные шаху персы получили разрешение приветствовать своего властителя со знаменами в аэропорту.
Около 14.30 начались торжества в ратхаусе Шёнеберга, с запланированными приветствиями населения Берлина. На площади перед ратхаусом собрались на демонстрацию сотни студентов, сдерживаемые красно-белыми железными оградительными сетками. За ними патрулировали полицейские, усиленные сторонниками шаха, в основном, агентами секретной службы Савак. Они были вооружены длинными деревянными палками. Едва только раздалось из гущи демонстрантов скандирование протеста, "Шах, убийца", только полетели несколько раскрашенных яиц, подготовленных для встречи с шахом, как "священные персы" бросились в атаку. Своими мощными деревянными палками избивали они демонстрантов не выбирая цели и не встречая сопротивления. Потекла кровь, студеты падали на землю. Немецкая полиция наблюдала это безучастно, не принимая необходимых мер, чтобы остановить избиение.
Только через некоторое время она вмешалась - на стороне персов. Иранские палки и металические прутья были дополнены немецкими резиновыми дубинками.
Вечером прсидским боевикам было разрешено в двух специальных автобусах в колонне почётных гостей направиться к Немецкой Опере, где шах с супругой должны были внимать "Волшебной флейте". Снова было разрешено "священным персам", частично вооружённым пистолетами и снабженным удостоверениями секретной службы, организовывать оцепление и позднее принимать участие в охоте на демонстрантов.
В 19.56 всё было подготовлено. Шах с супругой в 600ом Мерседесе подъехали к главному входу в Оперу. На противоположной стороне улицы на расстоянии добрых 30ти метров от государственных гостей скандировали : "Шах, шах, шарлатан", "Убийца, убийца". Помидоры, крашенные яйца, пакеты с мукой лопались о проезжую часть на большом удалении от высокой цели. Летели одиночные камни. Невредимыми шах и его жена достигли Оперы. Глава полиции Берлина Дуенсинг и его командующий силами полиции, Ханс-Ульрих Вернер смогли также посетить представление. Они выполнили свою задачу.
Медленно расходились демонстранты, желая разойтись по близь лежащим пивным для того, чтобы в 22 часа после окончания исполнения Моцарта снова собраться и попрощаться с шахом. Неожиданно выехали машины скорой помощи, в общей сложности четырнадцать. Полицейские, которые были выстроены в ряд перед демонстрантами выхватили дубинки. Некоторые любители зрелищ попытались перескочить через заградительные сетки, но были отброшены назад.
Затем, без законом предписанных предупреждений начался полицейский штурм. Началось избиение.
Шеф полиции Дуенсинг, зная, что разыгрывается в эти минуты перед зданием оперы, приподнялся в знак почтения императорской паре со своего места и внимал национальному гимну Персии. Уже заранее он отдал боевой приказ. Он назвал это "тактикой ливерной колбасы". "Будем поступать с демонстрантами, как с ливерной колбасой; мы должны вонзиться посредине, чтобы края разошлись врозь".
Началось жесточайшее побоище, которое когда либо происходило в послевоенном Берлине.
Многие демонстранты падали, захлёбываясь кровью. Молодая домохозяйка, упавшая от ударов, была вытащена полицейскими из сутолки и нашла своё фото на следующей день в газете, по недоразумению с подписью, что отважный полицейский спасает её из под града камней бесчеловечных демонстрантов. Машины скорой помощи заполнились за считанные минуты. Демонстранты в паническом страхе убегагали - насколько полиция не чинила им препятствий.
Когда глава полиции Дуенсинг, снова появился из оперы и вернулся на свой "командный пункт", он смог обозреть последнюю фазу своей "тактики ливерной колбасы".
Началась акция "охота на лисиц". Группы полицейских преследовали убегающих демонстрантов. Сотрудники криминальной полиции в гражданской одежде объединялись в группы захвата и одолевали мнимых главарей. Они передавали захваченных, прежде всего тех, кто выделялся своей причёской и бородой, своим коллегам в униформе для далнейшего "обслуживания/лечения". Снова вмешались "священные персы", набросившись собственными силами на демонстрантов.
В наступившей темноте студенты едва смогли бы разобрать, кто полицейский, кто переодетый сотрудник и кто агент шаха.
Один из полицейских в штатском был 39летний обер-мейстер криминальной полиции первого отдела Карл-Хайнц Курраус. Вместе со своми коллегами он сформировал одну из групп захвата. Около 20.30 полицейские находились на участке улицы Крумме штрассе у дома 66/67.
На одной стороне стояла цепь полицейских, напротив них последняя группа демонстрантов. Они выкрикивали "Убийцы" и "учения по черезвычайному положению". Камни летели в направлении полицейских. Одному из сотрудников полиции показалось, что он увидел одного из лидеров демонстрантов: тот был одет в красную рубашку, в сандали без носок и носил усы. Карл-Хайнц Курраус последовал за своим коллегой. Они настигли подозреваемого и бросили его на землю. Другие полицейские в форме пришли им на помощь. Демонстранты также подбежали и окружили полицейских, началась драка. Лежащий на земле студент рванулся вперед, стремясь вырваться. Полицейские устремились за ним и настигли его избивая дубинками. Парализованно, он повис на их руках медленно опускаясь на землю.
В этот момент Карл-Хайнц Курраус оказался в ситуации, когда в его руке оказался снятый с предохранителя пистолет калибра 7,65 милиметров. Его ствол был на удалении менее, чем пол метра от демонстрантов, так это во всяком случае показалось свидетелям. Неожиданно раздался выстрел. Пуля прошла через правое ухо, проникла в мозг и раздробила верх черепа. Один из полицейских услышав звук выстрела, обернулся и увидел Куррауса с оружием в руке. "Ты рехнулся что-ли , стрелять здесь?", закричал он. Курраус ответил: "Так у меня получилось".
Демонстрант был доставлен в городскую больницу Моабит, рана была зашита и затем сформулирована причина смерти , как повреждение черепа.
Его имя было Бенно Онесорг, 26 лет, студент романистики, пацифист и активный член евангелической студенческой общины. Он учавствовал в демонстрации первый раз в своей жизни.
Правящий бургомейстер, пастор Хайнрих Албертс (социал-демократ) сделал заявление сразу же в ночь на 3 июня: " Терпение государства истощено. Демонстранты получили печальную плату за свои действия, не только поношение и оскорбление гостя Федеративной Республики Германии в немецкой столице, на их счету также один убитый и многочисленные раненные..."
2 июня 1967 стало исторической датой, поворотным пунктом в мыслях и чувствах многих, не только студентов. Также правящий бургомайстер Альбертс, чья последующая отставка явилась результатом июньских событий, пержил из-за смерти Онесорга глубокое потрясение. Он написал в своих воспоминаниях:
"Слухи распространились ещё в опере, - застрелен один из студентов, затем - убит один полицейский. Я сидел окаменев, впервые в моей жизни, я был практически не способен что-либо слышать и видеть из оперного действия. Кажется это был Моцарт. Когда я вышел из здания Оперы улицы были пусты от демонстрантов. Я сопровождал президента Германии и шаха к их машине. После я поехал домой. Да, я поехал домой. Почему я отправился домой? Почему не в управление полиции - почему оттуда не в больницу, к телу студента? Внешне всё было очевидно: у меня не было проверенной информации, о том был ли кто и кто именно застрелен. Я хотел доставить мою жену домой. Я смертельно устал и переполнен отвращения ко всему, что произошло. Но я должен буду нести вину за это личное упушение, до тех пор пока не предстану перед лицом вечного судьи...
На следующее утро я должен был доставить Шаха в аэропорт. Я спросил его, слышал ли он о жертве. "Да, но это не произвело на меня никакого впечатления", ответил он. Подобное, случается в Иране каждый день".
Разбитыми, отчаявшимися и переполненными ненавистью, встретились многие из демонстрантов ещё той же ночью в Берлинском центре Немецких Студентов Социалистов (SDS) на Курфюстендаме. Возбужденно дискутировали, как следует реагировать на смерть Бенно Онесогрга. Одна молодая женщина, худая с длинными волосами безудержно рыдала, восклицая : " это фашисткое государство потом всех нас уничтожит. Мы должны организовать сопротивление. На насилие можно отвечать только насилием. Это поколение Аушвица - с ним невозможно вступать в диалог". Гудрун Энсслин выразила этими словами то, что многие чувствовали и думали.
На следующий день она учавствовала в акции протеста, вместе с группой из восьми студентов и студенток на Курфюстендамме, несмотря на то, что был объявлено всеобщее запрещение демонстраций.
Петер Хоман, изучавший искусство в Гамбурге, и в 1962 году переехавший в Берлин, выдвинул одну идею, как обойти запрещение на вывешивание транспарантов. На белых футболках были нарисованы заглавные буквы. Стоящие друг с другом они образовывали имя правящего бургомайстера A-L-B-E-R-T-Z. На другой стороне были написаны буквы A-B-T-R-E-T-E-N (в отставку). По сигналу все поворачивались вокруг своей оси. Вечером акция была показана в телепрограммах по всей Германии. В газетах были опубликованы фотографии. Гудрун Енсслин стояла крайней справа в миниюбке и белых ботинках.
Все восемь демонстрантов были задержаны.
