WWW.ANARH.RU

Политика правых, направленная на продолжение "дискриминации и садизма" в Америке Относительно недавно вышла книга Рорти "Политика левых в Америке". Это теперь - один из немногих переведенных первоисточников по теме, которая может быть для многих интересна, коль скоро в России история западно ориентированных левых только начинается. Я имею ввиду - все большее значение имеет радикально анархический социальный проект, но, если в 90-х эта история началась с одиночек-радикалов, то в 2000-х, скорее всего, она хотя бы частично продолжится в более массовом и реформистски настроенном социальном движении (что вовсе не будет означать конец радикализма как такового). Тем более, что в условиях возвращающегося государственного авторитаризма именно левая, анархически ориентированная идеология будет наиболее притягательной. Книга Рорти - третий русскоязычный том саморефлексии американских интеллектуалов, а первыми были "Циклы американской истории" Артура Шлезингера (М., "Прогресс", 1991) и "Между двух миров" Дианы Пинто (М., "Ad Marginem", 1996). Все это - случайные и малоинтересные свидетели по изучаемой теме. Все они говорят об истории левых с иронически-дистанцированной позиции, и, если даже не признаются, что сами они - правые, то выдают себя отстраненными комплиментами и поучениями в адрес тех, кого называют "левыми". Само использование этого термина говорит об их заинтересованной позиции, ведь определить тот или иной социальный феномен в заранее известных терминах значит сделать первый шаг для его нейтрализации. Можно надеяться, что трудами каких-нибудь других издателей со временем станут доступны работы самих "левых", себя так не называвших - например, Фредерика Джеймисона, Бенджамина Бахло, Розалинд Краусс, Гайатри Чакраварти Спивак. Но "правые" имеют возможность иронически критиковать или хвалить "левых" потому, что и те сами в конце концов признали себя только рафинированной интеллектуальной субкультурой, а не носителями нового социального проекта. Их история закончена, все возможные изменения сделаны. Мы тоже можем отстраненно назвать их "левыми", вынести суждения, поскольку принадлежим к другой и новой культуре, и они могут быть нам полезны только из исторического интереса. В отличие от них, правые все так же сильны, ироничны и влиятельны. "Культурные левые добились необычайных успехов... они сокращали количество садизма в нашем обществе" - пишет Рорти. По его теории, "культурные левые" в 60-е годы сменили "политических левых". Они не строили социально-реформистские программы в духе оппозиционных партий, а говорили о проблемах социальной дискриминации и ставили этические проблемы отношений к меньшинствам. Их стратегия заключалась не в изменении власти путем политической борьбы, а в проблематизации самой власти и в изменении общественного отношения к власти, причем "власть" для них стала важнейшей социальной проблемой, понимаемой за пределами отношений между гражданином и правительством, в результате усиленного чтения Фуко. Вообще, говорит Рорти, переходя на критикуемый им же "культурно-левый" язык, суть в том, что у интеллектуалов произошло "частичное замещение Маркса на Фрейда". Их стараниями острота садизма и дискриминации в обществе снизилась, но в любой момент может вернуться обратно. Сами левые далеко ушли от политики и замкнулись в академических кругах. Они тематизировали проблему Другого, но не предложили приемлемых и позитивных вариантов изменения политики. Они остались в областях высокой теории и ведут умудренные споры в малопонятных терминах, являющихся вариациями постмарксистских и постфрейдистских учений. А следовало бы обращаться к населению, внедряться в парламент, составлять единую программу реформ, агитировать на национальных выборах и приводить к власти замечательного и положительного президента, чтобы на всенациональном уровне победить консерваторов, противодействовать глобализации, разгромить космополитическую элиту, и - оптимистически завершает, наконец, Рорти свою книгу, - стать такими, какими были левые до 60-х годов. На самом деле, появление левых 60-х годов было стимулировано именно кризисом идей, выставляемых Рорти в качестве позитивной альтернативы. В послевоенное десятилетие парламентская демократия окончательно оформила политический тип catch-all party - политической партии, заменившей конкретную программу и конкретное социальное представительство на максимально туманную общую программу, предназначенную для завоевания максимально большого количества голосов самых разных слоев населения. Распространение радио и телевидения очень способствовало этому процессу, поскольку они, в отличие от прессы, потребляемой избирателями избирательно, облегчали catch-all партиям задачу апеллировать ко всей массе населения. Особое значение здесь имела окончательная интеграция социал-демократических, рабочих, партий, начавшаяся еще на заре века. Появление и "новых", и "культурных" левых произошло именно в контексте конфликта между обманутыми массами и интегрантами-политиками. Этот конфликт вызвал к жизни переформулирование понятия "политики", которое для Рорти до сих пор кажется столь беспроблемным. Если социал-демократы (в американском случае, просто демократы) присваивают себе право решать все проблемы, и обещают решать их в рамках специализированно политических институций, то рассерженный электорат (особенно молодой) требует себе прав на решение этих проблем каждый день и в открытом общественном пространстве. Здесь повторяется антагонизм между закрытом пространством парламента и городской манифестацией, впервые описанный в "Восемнадцатом брюмера". Переформулирование понятия политики происходит в соответствии с идеями Маркса, а не Фрейда, поскольку марксистской политикой является каждый поступок каждого человека, а не голосование раз в несколько лет, как пытаются убедить свой редеющий электорат социал-демократы, уже вместе с консерваторами. Уместно вспомнить различие между революционной партией и тред-юнионистской стратегией, описанное Лениным на заре социал-демократии ("Что делать?"): "экономисты", склоняющиеся к тред-юнионизму, предлагают скромную программу постепенной борьбы за "осязательные результаты", в то время как революционеры выдвигают самые максимальные требования и добиваются не только экономических преобразований. Если "культурные левые" в Америке оказались не на высоте поставленной 60-ми задачи, то критиковать их следует вовсе не за пренебрежение к идеям "парламентских выборов" и "национального единства". Но для российского контекста их вклад еще остается совершенно невостребованным, или востребованным несравненно меньше, чем вклад их европейских современников (ситуационистов, парижских революционеров 68-го, террористов 70-80-х и других). Журналы "October", "Social Text", поколение художников и теоретиков, посвятившее себя социальной и "институциональной" критике (Марта Рослер, Ханс Хааке) могут стать важнейшими источниками для цитирования в контексте нашего противостояния идеологии постмодернизма. "Октябрь" эмблематичен для нас, поскольку это был такой исторический момент, в который художественная практика объединилась с критической теорией в едином проекте социального строительства", - написали издатели "October" в юбилейном сборнике журнала. Время его расцвета пришлось на переиод с середины 70-х до конца 80-х годов. В эпоху, когда по всему миру провозглашалось наступление "постмодернизма" как нового и всеобщего царства толерантности и терпимости, редакторы и авторы "October" были одними из тех немногих, кто сдержал восторги и не поверил в иллюзии. "Мы видели все это как политику позднего капитализма и время продолжения борьбы за радикализацию культурных практик, и маргинализацию этих попыток ввиду оживления традиционных художественных тенденций"1. Какое место относительно всей этой истории должны занять ретроспективные комментарии Рорти, уже понятно. Скромное. Но они показательны в том отношении, что являются еще одним примером успокоительной и укорительной риторики, часто практикуемой подобными ему персонажами. Спеша противопоставить себя критикуемым радикалам (ведь "культурные левые" рядом с ним вполне могут считаться радикалами), он ограждает себя от подозрений с помощью оптимистической интонации и псевдопозитивной программы. Ведь винить в отсутствии последней "авангардистов", "умников" и "леваков" у спокойных обывателей принято. За неимением, однако, реальной позитивности, они вынуждены придавать мифологически-позитивные черты неким старым и давно изжитым ценностям, типа парламентаризма и национального государства. Обыватели совершают двойную ошибку: призывом возвратиться к этим ценностям они элиминируют свои же вежливые комплименты, сказанные в адрес "леваков" двумя минутами раньше; выдавая эти ценности за "позитивные", они сразу же ставят себя в проигрышное положение, так как радикалы прекрасно знали цену этим ценностям и ушли от них именно потому, что более не признавали их достойными! Пытаясь сохранить на лице уверенную и ироничную гримасу, обыватели спешат за уходящим поездом. Их ценности имеют так же мало значения, как и мечтания о "позитивности", утверждение которой всегда происходит ценой отказа от радикализма. Новые ценности невозможно опознать с помощью утвердительных терминов, они приходят в мир в незнакомом прежде виде, и для них еще не придумано слов. Первый этап их явления есть именно отрицание прежнего. Их можно приветствовать с помощью отрицания. ОЛЕГ КИРЕЕВ